Родители назвали девочку Татьяной. Такое часто бывает в хороших семьях без особых претензий.
Татьяна имя свое не любила. В очень раннем детстве, едва научившись нормально говорить, она подошла к старому черному пианино, очень диссонирующему с только что купленной блестящей «стенкой» и потому приговоренному к комиссионке, и через полчаса корявых творческих поисков, наковыряла весьма сносную и, к тому же никому не известную мелодию. Она сыграла эту мелодию обалдевшим родителям и гордо объявила, что это – песня про зайца, а про остальных зверей она сочинит завтра. «Наша Танечка – композитор!» - закричала мать и бросилась целовать ее, но кроха насупилась и сказала весьма сурово: «Не зовите меня Танечкой, а то я вам вообще ничего не сочиню».
Впрочем, угрозы своей она не выполнила и с того дня сочиняла довольно регулярно, хотя родители, конечно же, звали ее Танечкой. Черное пианино передумали отдавать в комиссионку, а Таню стали готовить в музыкальную школу по классу фортепиано. Поступила она с блеском и с блеском же училась, играя неслыханно сложные для своего возраста программы. Только ее опусы учителей не интересовали – ими нельзя было отчитаться. Родители тоже постепенно остыли к композиторству дочери – вместо песен про зверей она теперь писала оперу, а они были люди простые и не понимали, зачем это нужно, хотя и не мешали. К училищу у Тани было уже собственное небольшое «наследие», и тут произошли сразу два события, сильно повлиявшие на ее жизнь. Во-первых, она не шутку увлеклась Бахом, и вдруг открыла, что у нее с ним мистическое сходство фамилий, поскольку «бах» по-немецки – ручей, а ее фамилия была Ручейникова; во-вторых, к маме из другого города приехала подруга детства, толстая и неопрятная, но с детства имевшая безоговорочное влияние на маму. Таня, не удержавшись от удовольствия познакомить со своим творчеством еще одного человека, сыграла ей свою сонату, но реакцию получила совсем неожиданную. Мамина подруга, пробормотав что-то вроде: «сейчас девушки все такие современные», позвала маму в комнату и так долго бубнила, что Таня, не дождавшись, ушла в училище. Когда же вечером она вернулась - подруги уже не было, а мама с непривычной твердостью велела ей с этого дня сворачивать сочинительство, потому, что композитором она все равно не станет (это смешно!), а все эти фуги придадут ей чрезмерно умный вид, который распугает женихов. Таня пыталась спорить, но мать, сговорчивая обычно, была непреклонна. Что ж мне, училище бросать? - в отчаянье спросила Таня. Мать пожала плечами: Почему же бросать? Готовься в консерваторию. Игра на пианино - это красиво для барышни.
Материн запрет стал мощным стимулом. Таня, до сих пор боявшаяся показывать свои опусы профессионалам, преодолела себя и пришла на консультацию к профессору консерватории. Ей повезло. Профессор указал на недостатки ее сочинений достаточно мягко и даже взялся время от времени заниматься с ней. Через пару лет она поступила на композиторский факультет консерватории, соврав дома, что поступает на фортепианный. Родители-немузыканты обмана не заподозрили и продолжали кормить дочку и покупать ей красивые платья для привлечения женихов. Время от времени мать открывала дермантиновую записную книжку с треснувшим уголком и пытала дальних родственников и знакомых на предмет наличия сыновей подходящего возраста, которых можно было бы познакомить с Таней. Время от времени происходили безуспешные смотрины, на которых Таня, ощущавшая в себе глубину духовного призвания, нещадно кривлялась, оставляя предполагаемых кавалеров в глубоком ступоре. Мать, приписывая неудачи Таниной скромности, расстраивалась, но надежды не теряла, благо дермантиновая книжка была весьма пухлой. Так постепенно были обзвонены все родственники, даже сомнительная папина тетка Аглая, которую мать терпеть не могла, но что не сделаешь ради дочери! Впрочем, Аглая, как и следовало ожидать, оказалась совершенно бесполезной, да к тому же еще нахамила Таниной матери, обозвав ее патриархальной кумушкой.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .